Он никогда не скрывал, что ему трудно остановиться. В науке остановиться невозможно. Это не футбол и не кегли. Наука требует полной отдачи, преданности и времени. И притом она безжалостна: ей нужно отдавать всего себя. Лишь тогда от науки тоже можно ожидать всего. Но Сильвия не права, утверждая, что никакая женщина не способна конкурировать с такой любовницей. Хотя бы потому, что наука никогда не была для него любовницей. О любовницах, придя домой, не рассказывают. А он хотел говорить о ней с Сильвией. Он не мог дождаться, когда они лягут в постель и, прежде чем снять с нее ночную рубашку и заняться любовью, он с воодушевлением расскажет ей, как сегодня утром сделал коктейль из мозга крысы, внес в него новые радиоактивные пептиды, и рецепторы Т4 в пробирке сияли на счетчике, как лампочки на елке! Наверное, не стоило рассказывать об этом в постели, особенно перед тем, как заняться любовью. Какая женщина захочет перед сексом слушать про коктейль из мозга крысы? Разумеется, не стоило, но для него свечение радиоактивных пептидов, присоединяющихся к рецепторам, было таким же возбуждающим, как секс. Кстати сказать, это слияние пептидов с рецепторами напоминает секс. Только несколько иной. На молекулярном уровне.
Однако Сильвия не желала про это слушать ни в постели, ни за обедом. Сперва ей казалось, а потом она полностью уверилась, что пептиды для него в сто раз важнее, чем ангина Илонки. И что, разговаривая с ним о пептидах, она как бы выражает согласие, чтобы так оно и оставалось впредь. Но это неправда! Однако он не сумел ей объяснить. Возможно, недостаточно старался. А может, ошибочно надеялся, что в конце концов она сама поймет. Ведь она его жена, а жена без слов должна понимать, что для мужа составляет счастье.
Но она не понимала. Сперва игнорировала все, что он говорил. Потом, когда он начал чаще выезжать за границу, стала крайне агрессивно реагировать на любое упоминание об институте, конференциях, новых публикациях. Под конец дошло до того, что, придя домой, он перестал рассказывать ей, чем занимался весь день. А если в иную субботу ему нужно было поехать в институт и перенести фильтры мозговых мембран в счетчик, чтобы в понедельник утром иметь результаты измерений, Сильвия обычно устраивала ему скандал либо – в лучшем случае – не разговаривала с ним все выходные. Но ему необходимо было ехать. Его лаборантка уезжала на выходные домой в Штум, а на молодых ассистентов, устраивавших по вечерам в пятницу загул, невозможно было положиться: не было никакой уверенности, что они рано утром в субботу сползут с постели и отправятся в лабораторию.
Дошло до того, что он начал ее обманывать. Он, который презирал обман и ложь под любым соусом! Он говорил, что выйдет на полчаса встретиться с коллегой из университета, который жил через несколько домов. Но в одну из таких суббот во время стирки лопнул шланг, отводящий воду из стиральной машины. Залило всю ванную. Сильвия в панике послала Илонку немедленно привести его домой. Ему никогда еще не было так стыдно. Вдобавок Сильвия устроила ему чудовищный скандал.
После этого случая он полностью прекратил разговаривать с Сильвией о своей работе. Приходил вечером домой и молчал. Он даже не сказал ей, что его статью приняли к публикации в «Нейчур». Над этой статьей он работал долгих полтора года. Это из-за нее ему приходилось унизительно врать, чтобы сбегать по субботам из дому. Статья в «Нейчур» для ученого – это все равно что иметь Евангелие собственного имени в Новом Завете.
Об этой публикации знало пол-университета и все у него в институте. Включая охранника внизу. Не знала только жена. И ему особенно горько и обидно было, что он не может разделить свой успех с нею.
Добытый честным трудом подлинный успех, если его невозможно разделить с близким человеком, подобен Рождеству, проведенному в одиночестве. Однажды он уже пережил такое космическое одиночество. Тогда, в первый раз в Штатах.
После этой статьи в «Нейчур» он наконец получил от ректора деньги на приобретение фантастически дорогого политропа для преобразования мозговой ткани в текучую эмульсию. Четыре года он безуспешно подавал заявки на его покупку. И лишь эта статья убедила ректора. А когда он стал работать с политроном, все еще больше усложнилось. Их институт, единственный в Польше, начал сотрудничать с NIH, National Institute of Health. Американцы из NIH выбирают для сотрудничества самых лучших. И теперь раз в месяц, а иногда и чаще ему приходилось летать в Вашингтон.
Они все больше отдалялись друг от друга. Сильвия замкнулась в своем непроницаемом панцире разочарования и вечных претензий. Слушая ее обвинения в том, что он «разрушает семью, ставя свою работу и карьеру превыше всего», он чувствовал себя как человек, безвинно осуждаемый за преступление, которого он не совершал. И каждый раз суд проходил без участия защитника. Он думал, что его научные достижения станут смягчающими обстоятельствами. Но нет. Совсем наоборот. Чем значительнее были его достижения, тем суровее были приговоры..
А потом они перестали даже ругаться. Ссора естественным образом прерывает молчание и в семейном союзе двух разочаровавшихся друг в друге людей действует как вскрытие нарыва – снимает боль, пускает процесс заживления. А теперь они не ругались ни по какому поводу. Они практически перестали говорить на любые мало-мальски важные темы. Разговор с Сильвией всегда имел для него большое значение. Когда они познакомились, больше всего его привлекала в ней ненасытная жажда общения. И всякий раз, уехав, он больше всего тосковал по разговорам с ней. Но все это постепенно умирало. И наконец умерло окончательно. Дошло до того, что когда он звонил ей из Японии или Австралии, то они говорили о каких-то несущественных вещах вроде цвета обоев в прихожей.